«Рейс Париж-Варшава откладывается», - в очередной раз раздался из динамиков холодно-вежливый голос служащей аэропорта Шарля де Голля. Софи Марсо, схватившая было Венсана за руку, опустилась в кресло. Она нервничала, сын капризничал. До Рождества масса времени, но нужно еще запечь утку с яблоками, спрятать подарки... «Объявлена посадка на рейс Париж-Варшава», - произнесла девушка долгожданную фразу. Это было год назад. Наверняка в этом году все повторится. Анджей, польский режиссер, с которым они вместе почти двадцать лет, их шестилетний сын Венсан, дом за городом с фруктовым садом - вот и все, что нужно Софи Марсо для счастья. И не надо про кино.
Актриса на экране
Хотя немножко все-таки надо. Счастье было бы абсолютным, если бы картину довершил звонок какого-нибудь гениального режиссера с поздравлениями и предложением у него сняться. Например, Клода Соте - Софи Марсо всегда мечтала получить роль в его фильме. Но он не позвонит Марсо: увы, знаменитый французский режиссер умер. А большинство других нынешних режиссеров ее не интересуют. Как, впрочем, и актеров. Софи Марсо, двадцать два из своих тридцати пяти лет проведшая на съемочной площадке, совершенно не амбициозна и не считает кино делом своей жизни. Она рассуждает о нем как домохозяйка у своего телевизора, которая не подбирает слова и не боится испортить с кем-то отношения. Когда Ди Каприо где-то обмолвился, что хотел бы с ней поработать, Софи фыркнула: «Ди Каприо? А, это тот малыш? Ему уже исполнилось тринадцать? Ну, может, я бы сыграла его няньку...» Для каждого голливудского небожителя у нее найдется пара крепких эпитетов. Про красавца Шона Бина, ее партнера по «Анне Карениной», она смогла сказать лишь, что он «так себе, ничего особенного». О Джоне Малковиче, с которым она снималась у Антониони в фильме «За облаками»: «Он такой зануда! И так противно высовывает язык, когда целуется». О Мэле Гибсоне, который позвал ее играть в своем «Храбром сердце»: «Он считает себя центром вселенной»...
Софи Марсо не в восторге от современного (особенно французского) кино вообще и отдельных его представителей в частности. Она смеется и подшучивает над ними. Но иногда в ее голосе звучит обида: «Они делают вид, что меня не существует». Они - это критики, режиссеры, отборочные комиссии и жюри фестивалей. Потому что кино вообще и отдельные его представители в частности платят ей взаимностью. За все годы своей работы в кино Софи Марсо получила всего одну награду, и ту в 1983 году, - «Сезара» за фильм «Бум-2» как самая многообещающая актриса. Фильмы с ее участием редко отбирались для фестивалей и почти никогда не выигрывали. Ей почти не предлагали ролей знаменитые режиссеры, в лучшем случае - просто хорошие. «Почитать сценарии, что лежат у меня дома, - дурно станет, - жалуется Софи Марсо. - Сплошная порнография и чернуха. За кого они меня принимают?» Да еще и критики постоянно норовят обидеть. Особенно Марсо не может им простить свою книжку «Лгунья»: «Когда ругают фильм, это не так страшно, я ведь не одна его делала. Другое дело литература - там я за все отвечаю сама».
Впрочем, о своих обидах на режиссеров и критиков Софи Марсо вспоминает лишь в интервью, которые она дает во время рекламной кампании очередного фильма. Надо же что-то рассказывать журналистам, которых на самом-то деле волнует один вопрос: расстались они с Анджеем Жулавским или нет? В остальное время ее голова занята совершенно другими проблемами: не кончилось ли оливковое масло, не ссорится ли Венсан со своими одноклассниками, не слишком ли устает от работы Анджей... Она же нормальная женщина, в конце концов, при чем здесь кино?!
Жена в Варшаве
В Польше Софи Марсо впервые оказалась в шестнадцать лет. В Париже остались растерянные родители и разъяренные руководители студии Gaumont, с которой она только что разорвала контракт (правда, ей пришлось назанимать у друзей денег, чтобы выплатить неустойку в миллион франков). В рюкзаке - пара ярких рубашек и туфли на шпильках (вдруг пригодятся?). Вокруг - та самая коммунистическая действительность, о которой они столько спорили с друзьями. А рядом - сорокалетний мужчина, у которого такие мудрые глаза и грустные шутки. Они познакомились всего пару дней назад на вечеринке, проговорили всю ночь, и Софи уже совершенно уверена, что встретила мужчину своей жизни - взрослого, опытного, способного взять ее за руку и повести.
«Ну вот представьте, что вам шестнадцать лет, у вас полный сумбур в голове, вы совершенно не понимаете, чего хотите от жизни, что вам нравится на самом деле, - пыталась Софи объяснить недоумевающим знакомым. - И вдруг появляется человек, рядом с которым все становится на свои места. Он знает, что мне нужно, понимает мои чувства, читает мои мысли! С Жулавским я расцветаю». Так говорила Марсо двадцать лет назад. Сейчас она выражается сдержаннее, но не менее оптимистично: «Конечно, мы с Анджеем часто ругаемся. Да не проходит дня, чтобы мы не поругались! Такие уж у нас характеры. Но до разрыва дело не доходило». Софи Марсо пытается создать иллюзию идиллии, но ей мало кто верит. «Почему вы до сих пор не поженились?» - спрашивают ее журналисты. «Не было времени", - отмахивается Марсо и выразительно теребит обручальное кольцо, подаренное Анджеем. «А почему вы живете в Париже, а он в Варшаве? Что-то вы не долго смогли прожить с ним в Польше», - не унимаются любопытные. «Потому что у него в Польше много работы, а у меня - во Франции, но я очень часто езжу к нему», - оправдывается Софи. «Как же вы на несколько лет уезжали без него в Америку, жили в Лондоне, раз у вас такая любовь?» - «Что делать, работа такая. Но он при первой возможности присоединялся ко мне». Софи не переспоришь. За ней всегда остается последнее слово: «Я рада, что мы не живем в Париже. Обожаю Польшу. Там мой дом теперь».
Она влюбилась в Польшу сразу, как только сошла с самолета с рюкзачком за плечами, держась за руку Анджея. Он показывал ей потайные уголки старого города и уродство новых районов, рассказывал ей - дом за домом, улица за улицей - свою жизнь и научил ее любить этот город, этих людей, эту жизнь. «Я уважаю поляков. Они никогда не сдаются, нигде, даже в чужой стране, не отказываются от своего языка, от своей крови», - восхищается Марсо.
Первое время они жили в крохотной квартирке. Софи это не очень смущало: она сама выросла в семье шофера в пригороде Парижа, все свои заработанные на «Бумах» деньги потратила, чтобы откупиться от кинокомпании, и вкус богатства и роскоши распробовать не успела. Теперь у Анджея дом, как говорит Софи, «на Московской дороге, загородом, в лесу». Сбылась ее мечта - жить за городом, в своем доме, чтобы вместо шума машин ее будили крики птиц, лай собак, чтобы вместо бензина пахло землей и мокрыми листьями. «В таком же доме прошло мое детство, - рассказывает Марсо. - Я не могу жить по-другому. Мне необходимо чувствовать смену времен года, ритм дождя и движение солнца. А в городе с трудом можно отличить день от ночи». Правда, Софи Марсо хотелось бы иметь еще один дом, где-нибудь на побережье, «между морем и землей». Она бы выбегала утром из дома и прыгала в холодную воду, рядом бы плескался и визжал Венсан, а Анджей вытаскивал бы их из моря, беспокоясь, как бы они не замерзли. «Но это как-нибудь потом», - говорит Софи.
Ее варшавская жизнь совершенно не похожа на парижскую. Здесь у нее нет имени, нет иных обязанностей кроме обязанностей жены и матери, нет светской жизни, которую так не любит Марсо. Здесь она становится похожей на любую другую польскую домохозяйку. Готовит для семьи разные вкусности. Будь ее воля, она бы питалась одними йогуртами и рыбой (не потому, что худеет, а для здоровья), но мужчин надо кормить мясом и супом. А еще у нее мания чистоты. «Может, я сама выгляжу не супер, но в доме у меня всегда идеальный порядок, - хвастается Софи. - Я могу убрать три ванные комнаты и три спальни на одном дыхании. Это меня успокаивает. Знаете, такая разрядка для нервов». Впрочем, следить за порядком в варшавском доме не так уж сложно: он небольшой и очень скромный. Самое сложное — смахивать пыль с многочисленных картин польских художников, друзей Анджея.
Хозяйство отнимает у нее не слишком много времени. Она успевает читать, писать свои заметки и гулять по проселочным дорогам. «Я сижу дома, почти никого не вижу, много читаю и смотрю телевизор. Только в Польше я начинаю разбираться в событиях, и только там мне удается подумать над моими проектами. Так хорошо...»
Мать в Париже
«В Париже мне приходится жить какой-то не своей жизнью, - продолжает Софи. - Я почти не бываю дома, все время в толпе, кругом какая-то суета, вечеринки, на которые нужно ходить, множество знакомых. Я совсем не успеваю читать, слушать новости». Единственное, на что ей при любых обстоятельствах хватает времени, это ее сын. Они просыпаются рано утром (у Софи совсем не «звездный» распорядок дня), мама кормит сына завтраком на кухне, пьет кофе, и они долго болтают. Потом она отвозит его в школу, и ее захватывает парижская суета. «Утро - это время, которое принадлежит только нам». Кому придет в голову звонить или назначать встречи актрисе в семь утра?
«Мне очень нравится идея семьи. Это свежо, это здорово. Я верю в любовь, искренность и верность. Я хочу основать настоящую семью. Я очень хочу иметь детей, много детей, а еще собак, которые бы бегали по всему дому. Я говорю себе: подожди лет пять-шесть. Но вряд ли я продержусь. Думаю, у меня будет ребенок года через два. Я очень хочу его». Она продержала гораздо дольше: ребенок у Софи Марсо появился через десять лет после этого разговора. Тогда ей было двадцать. В тридцать лет она поняла, что настоящее ее призвание - быть матерью, а кино, книги и прочая мишура были лишь подготовкой. Когда ее спрашивают, какая роль ей удалась лучше всего, Софи Марсо отвечает: «Мать». В тот момент, когда врач показал на пульсирующую точку на экране компьютера и сказал: «Смотрите, это сердце вашего ребенка», - в тот момент Софи Марсо умерла. И тут же родилась новая Софи Марсо, и изменился мир вокруг нее, и поменялись цвета, запахи, вкус. Любовь, страх, привязанность, жалость - все чувства стали другими. Она забыла свою прежнюю жизнь. Настоящая Софи Марсо родилась 24 июля 1995 года.
Венсану уже шесть лет. За все эти годы они почти не расставались: «Родить ребенка только для того, чтобы можно было говорить о нем, бросить его на нянек и продолжать жить своей жизнью? Нет уж, это не мой случай. Я всюду его вожу с собой. Только когда я улетаю совсем далеко, Венсан остается с папой. Я не хочу его мучить длинными перелетами и сменой часовых поясов. Но когда Софи Марсо улетала в Америку надолго, она брала сына с собой. Венсану там не понравилось. «Он привык есть по расписанию, первое, второе и третье, а в США кроме гамбургеров ничего невозможно найти», - жалуется Софи Марсо. Как любая мать, она необъективна.
В Париже они живут в небольшой квартирке в пригороде. Но это уже не тот пригород, с собаками и деревьями, который так любит Софи: «Мои окна выходят на уродливый многоэтажный дом. Вокруг - три дерева. Ненавижу жить в многоквартирных домах!» Марсо часто переезжает (раз в год, а то и чаще), но почему-то никак не может найти место себе по вкусу.
Зато квартирка у нее роскошная: дешевая мебель, куча безделушек, яркие цвета. Квартира звезды похожа на общежитие студента художественного вуза. Марсо считает, что она живет роскошно: «Роскошь для меня - это быть рядом с теми, кого я люблю. Жить среди вещей, которые я сама выбирала, которые окружают меня лет двадцать. Это безделушки, которые мне дарили, вещицы, которые я привозила из разных стран. Пусть кому-то все это покажется хламом, но я привязана ко всему этому. У нее почти нет дорогих вещей. Она не покупает вещи ради поддержания «статуса», так как не собирается этот статус поддерживать. У нее в шкафу платье от Ungaro висит рядом с брюками GAP, а на туалетном столике крем Shiseido соседствует с тушью Maybelline. Зато с каждой вещью связана история. Сухие цветы - она их собрала давным-давно и перевозит с квартиры на квартиру. Индонезийская и югославская роспись по стеклу - ее подарил Софи на тридцатилетие Анджей. Первое издание «Анны Карениной», блокноты того времени, портрет Толстого и иконка святой Софии привезены из Петербурга.
Софи нравится ее квартирка, но жизнь в
Париже время от времени требует передышки. И тогда она собирает игрушки и
карандаши Венсана в чемодан, берет за руку сына и едет в аэропорт. У нее
аллергия на самолеты: как только она в них садится, кожа ее покрывается
красными пятнами. Но ей нравится путешествовать: «Это помогает избежать
обыденности». В аэропорту ее встретит любимый человек, и их снова станет трое.
Софи давно поняла, что ей больше ничего не нужно.
Текст Юлия
Пешкова
Домовой №12 (декабрь, 2001 года)